С детских лет необыкновенная музыкальность некоторых стихотворений запоминалась как сокровище, которое всегда с тобой. Многие из них я хранил в своей памяти, снова и снова поражаясь великолепию образов и певучести языка. Вот, например, начальные строки сонета Петрарки в авторском переводе Мандельштама:
“Промчались дни мои – как бы оленей
Косящий бег. Поймав немного блага
На взмах ресницы. Пронеслась ватага
Часов добра и зла, как пена в пене…”
Какие образы и какова музыкальность поэтических строк! Я был, да и по сей день убежден, что такое произведение – гениально. Печать несомненного таланта от Бога. Этот сонет было одним из многих произведений других поэтов, которые я носил в своем сердце.
Однако, всему этому удовольствию пришел конец, когда я стал христианином. Параллельно с привычным созерцанием красоты в сердце начал шевелиться вопрос о том, насколько там все чисто. С христианской точки зрения. Сонет, который начинается таким прекрасным образом, продолжается описанием страсти к женщине. Петрарка был священником, давшим обет безбрачия, как и полагалось католическому священнику. Однако это не помешало ему влюбиться в замужнюю женщину, многодетную мать. Он десятилетиями писал ей стихи и страстно мечтал о ней. Любовь эта была платонической, но факт оставался фактом. В результате, у великолепной картины светлой любви Петрарки появился какой-то мутный фон. Следует ли христианину так себя вести? Ведь любой, кто пишет стихи, знает, что в процессе творчества образ, о котором пишешь, вращается перед глазами сердца, вспыхивает или леденит эмоциями, вызывает многочисленные параллели, уходит мечтами в будущее или ностальгией в прошлое. А раз так, то “кошерно” ли писал Петрарка, вращая в своем сердце мечты о Лауре?
Еще один экскурс в поэтическое наследие оказался и вовсе огорчительным. Здесь уже не было никаких сомнений. У меня сидел в памяти поэтический образ четверостишия Гарсиа Лорки в переводе Анатолия Гелескула:
“В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете.
Кинжалы трефовых лилий
вдогонку рубили ветер”.
Если говорить о романтике, то Гарсия Лорка постоял за себя. Четыре строчки, а какой образ! За ним видна вся картина любовных эмоций и красота природы, которая вторит человеческой любви. Мастерская работа и бесспорная печать таланта, И вот, когда в очередной раз мне захотелось прочитать все стихотворение, я вдруг с огорчением увидел то, что память как-то услужливо прикрывала раньше. Стихотворение называлось “Неверная жена” и описывало прелюбодеяние замужней обманщицы. Вот это был точно крах и стиха, и самого автора в моем сердце. Дух Божий явно свидетельствовал, что тема стиха – мерзость. Да, Лорка был исключительно талантливым музыкантом, поэтом, режиссером и художником. Да, он был героем и погиб, сражаясь против фашистского режима Франко. Но талант его в этом стихотворении был приложен к сатанинскому сюжету.
Такой же нокаут получили стихи и многих других поэтов. Где-то они были просто присыпаны пудрой адюльтера, а где-то грех стоял в полный рост. С христианской точки зрения их следовало вычистить из головы напрочь, но они там хорошо засели именно благодаря талантливости исполнения. Я непроизвольно возвращался к ним, и каждый раз приходилось делать усилие, чтобы запрещать собственной памяти. Скоро возник вопрос к Богу: “Как понимать, Господи, что ты даешь людям такие удивительные таланты, а при этом они не верят в Тебя? Не верят и, соответственно, не служат Тебе этими дарованиями? Не поют Твоему имени, не ищут великолепных образов, чтобы рассказывать о Тебе, а не о своих сомнительных возлюбленных? Если же и упоминают Бога, то в такой какофонии других образов, что делается еще хуже…”
Бог щедр. Однажды мы ехали в Астрахань, и поезд надолго встал посреди степи. После получаса сидения в поезде проводник разрешил выйти и пройтись вдоль вагонов. Мы вышли. Вокруг была цветущая степь. На десятки километров во все стороны не было ни одной живой души, ни намека на человеческое присутствие. Только огромное пространство, наполненное всеми мыслимыми видами цветов и растений, красок и запахов. Мы любовались, стараясь запомнить все ощущения. Потом мы уехали с неуходящим удивлением: “Так для кого Ты это все сделал, Господи? Как можно создать такое великолепие, когда его никто не видит? Даже из проходящих здесь поездов, когда на скорости все сливается в одну полосу, а запах слышен тепловоза, а не цветов?”
Но Бог был и есть щедр. Также богато, как Он одевает полевые лилии, так Он одаривает и людей талантами. Это был убедительный ответ, и на том можно было бы успокоиться.
Но не вышло. Через некоторое время начался второй раунд. Теперь уже с участием христианского сообщества. Мы попали на торжественное собрание в большую церковь. Все было чинно и благопристойно. Лидеры выступили с речами по поводу праздника, группа поклонения была на высоте, и атмосфера была самая что ни на есть праздничная. Когда основное действие подходило к концу, на сцену стали выходить люди уже в произвольном порядке. Вышла пара и спела песню под гитару, потом еще кто-то. И вот на сцену с трудом поднялась пожилая женщина с толстой тетрадью в руках. Она настроилась и начала читать стихи. Первое четверостишие я помню довольно хорошо, хотя, может быть, и неточно:
“О Иисус, драгоценный Иисус,
Я Тебя так долго искала
Я Тебя так давно ожидала
Я хочу тебя слышать опять”.
Сестра читала и читала. Там было не менее тридцати четверостиший, читала она медленно… К концу десятой минуты я, признаюсь, перестал следить за ее чтением. Закончив чтение первого стиха, она приготовилась было читать второй (судя по толщине тетради, у нее было не одно такое стихотворение). Но это намерение вызвало отрицательную реакцию среди ее же подруг. Они, не стесняясь, сообщили ей, что есть и другие люди, которые хотели бы выступить и потому, мол, все, “давай, слезай оттуда”. Обращались они между собой довольно по-свойски, женщина не обижалась, а у меня были совершенно противоречивые ощущения внутри. С одной стороны, я понимал, что таланта у сестры нет. С другой стороны, это была безусловно дочь Божья, любящая Иисуса всем сердцем. Было очевидно, что эти стихи – главная радость ее жизни, она от всего сердца хочет поделиться ими со всеми, кто готов слушать.
Новое противоречие тут же связалось со старым вопросом о талантливых неверующих. Как же так: у одних есть исключительный талант, и они пишут о чем угодно, кроме Бога? А у других есть сердце, любящее Отца, но при этом не хватает способностей? Почему, Господи, такая несправедливость, если учесть, что это Ты сам формируешь каждого человека в утробе матери и награждаешь его дарами и талантами?
В ответ на мои поиски Бог показал мне интересную сторону талантов, которые Он дает людям. Он предложил нечто вроде вопроса: “Сколько времени, как ты считаешь, нужно человеку, чтобы научиться балету и стать танцором, какими, допустим, были Михаил Барышников или Майя Плисецкая”? Ответ был очевиден: вся жизнь. И не просто вся жизнь, но жизнь, в которой будет сочетание таланта и тяжелого ежедневного труда многие годы. А теперь, следующий вопрос: “Сколько времени нужно человеку, чтобы выучиться играть на скрипке как, скажем, Давид Ойстрах или Леонид Коган?” Ответ был тот же. Такая же тяжелая жизнь при условии таланта.
И, наконец, я понял ответ Божий: как бы мы ни старались, мы никогда не сможем здесь, на земле, развить весь тот потенциал, который Бог заложил в нас. Какими бы мы ни обладали выдающимися способностями от рождения, мы никогда не сможем стать за одну жизнь супер-профессионалом ученым, телеведущим, писателем, инженером, спортсменом и кулинаром. При том, что мы сотворены по образу Божьему и в нас заложен огромный потенциал и способности, которые исчисляются сотнями и тысячами возможных профессий. Более того, очевидно, что о большинстве из них мы даже не подозреваем. Ну сколько родителей тратили время и силы, молились и имели редкую наблюдательность, чтобы выявить в своем малолетнем ребенке его многие предпочтения и способности? Проявилось хоть что-то, и ладно. И это еще в лучшем случае.
Тогда, выходит, что наши способности, которым было суждено открыться, это не более, чем сувениры из Вечного царства! Это похоже на брелок в виде Эйфелевой башни, который в годы закрытой страны Советов привез мне в детстве отец из Франции. Я его долго рассматривал и держал среди главных сокровищ, как дверь в совершенно иной и, судя по рассказам отца, прекрасный мир. А потом, спустя много лет, я уже ехал в тот самый город, и не в воображении, а с билетом в кармане.
Бог щедр. Он видит нас сейчас и видит наше будущее. Кто-то получает сувениры и весьма драгоценные сувениры из великолепного Царства. Но есть входные билеты в Царство, откуда эти сувениры привезены! Причем билеты в один конец. Мы верим, что той дочери Божьей , которая любит писать Ему стихи, Отец не стал привозить сувениров, а просто выписал билет в свое вечное Царство, билет навсегда.
Писание говорит, что “вдруг, во мгновение ока,…мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся” (1 Кор. 15:52). Мы получим два немыслимых подарка от Отца: прославленное тело и вечность, в которой будут открываться один за другим те способности и таланты, которые приготовил для нас любящий Отец. У нас будет миллион лет для совершенствования в игре на органе и следующий миллион для изучения физики. Миллион лет для обучения кинорежиссуре в многомерных пространствах и миллион лет для того, чтобы стать гениальным художником сверхъестественной реальности. Все сбудется. Бог даст состояться всему тому, что хотело Его сердце для нас. Главное, чтобы наше сердце хотело только Его самого. “Утешайся Господом, и Он исполнит желания сердца твоего” (Пс. 36:4). Утешайся так, как утешается Господом моя сестра из той церкви, ибо быть ей и Гумилевым и Байроном, Пастернаком и Бернсом так, как никому из них и не снилось!